Национальный Интернет Архив Menu

Интервью Виталия Юсуфова

Permalink:

Владелец и управляющий директор Nordic Yards.
Учредитель компании «Основа телеком»

Виталий Юсуфов: «Хуже, если бы вы сказали, что это нерыночное преимущество»

Виталий Юсуфов о покупке немецких верфей, внеконкурсном праве строить сети мобильной связи LTE, сделке с акциями Банка Москвы и роли Дмитрия Медведева в своей судьбе

Виталий Юсуфов, сын бывшего министра энергетики (2001-2004 гг.) и спецпредставителя президента по энергетическому сотрудничеству (2004-2011 гг.) Игоря Юсуфова, — человек интересной судьбы. Окончив МГИМО, он сразу стал помощником гендиректора «Газэкспорта». Потом Юсуфову-младшему улыбнулась удача в бизнесе. Сначала он выиграл в Германии конкурс на покупку верфей обанкротившегося предприятия WadenYards. Затем «Основа телеком», учрежденная Виталием совместно со структурой Минобороны, получила дефицитные частоты для строительства в России сетей мобильной связи четвертого поколения (4G) — вовсе без конкурса. А напоследок Юсуфов-младший приобрел 19,93% Банка Москвы у его бывшего президента Андрея Бородина, которые несколько месяцев спустя перепродал ВТБ. Все эти сделки вызвали у участников рынка множество вопросов, которые «Ведомости» и задали Виталию Юсуфову.

О «ГАЗПРОМЕ» И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВЕ

— Как получилось, что вы стали предпринимателем?

— Среда, в которой я получал образование в МГИМО, подразумевала достаточно предприимчивый подход к миру в силу особенностей факультетов, которые я заканчивал (факультет международного бизнеса и делового администрирования и потом — факультет международных экономических отношений). Так что понимание того, что я буду двигаться в направлении к предпринимательству, появилось уже в те годы.

Испытать ту самую предпринимательскую составляющую мне удалось уже в «Газэкспорте», который в 2004 г., когда я поступил туда на работу, находился на пороге реформирования, поиска новых бизнес-возможностей, молодых амбициозных кадров. На такой волне было очень интересно попасть в компанию, тем более что мне повезло заниматься проектами в сфере new business. Например, в Ливии, где в то время шел масштабный раунд новых тендеров на нефтегазовые участки. Тема была абсолютно незнакомая, и приходилось применять не только общепринятые корпоративные практики, но искать новые пути. В результате усилиями «Газэкспорта» было обеспечено участие «Газпрома» в ливийских тендерах на разведку участков, подготовлена почва для программы по обмену активами с BASF/Wintershall. То же касалось Алжира, Египта. Как раз в эти проекты я был вовлечен.

— Как же вам сразу доверили такой ответственный проект? Вы же были совсем юным сотрудником, только что пришли в компанию.

— Проекту освоения новых горизонтов Северной Африки повезло: он всегда мониторился лично Александром Ивановичем Медведевым, который отвечал за всю внешнюю деятельность «Газпрома». Общее руководство было на его плечах, а непосредственной реализацией проектов занимались сотрудники «Газэкспорта», в числе которых был и я.

Следующей карьерной ступенькой стал переход в другой международный проект «Газпрома» — Nord Stream, тогда еще Североевропейский газопровод. Я возглавлял московский офис Nord Stream, секретариат комитета акционеров (по сути, совет директоров). Работа на этой должности, как и во всех проектах «Газпрома», помогла мне получить управленческий опыт, навыки ведения бизнеса, которые в дальнейшем пригодились уже в самостоятельной деятельности.

— Как же она началась?

— С покупки верфей в Германии. Этому способствовало сочетание нескольких факторов: во-первых, я долгое время работал в Германии и Швейцарии, достаточно хорошо разбирался в немецкой геополитике, экономике. Во-вторых, отличное знание немецкого языка. На тот момент я был серьезно погружен в проект Nord Stream, внимательно следил за ситуацией в земле Мекленбург — Передняя Померания, где была основная точка выхода газопровода на сушу. Верфи, также расположенные в этой земле и раньше принадлежавшие норвежским, финским, а потом российским собственникам, разорились, и я принял решение подать заявку на участие в конкурсе по покупке имущества Wadan Yards в рамках процедуры банкротства.

— Как вы заработали первоначальный капитал? Год назад вы рассказывали, что заработали первые деньги на операциях с акциями «Газпрома»…

— После окончания МГИМО в 2001 г. я в качестве соискателя научного звания приступил к написанию кандидатской диссертации, занимался изучением вопросов международной конкурентоспособности российской экономики в разрезе инновационных основ ее развития. Параллельно с научной деятельностью пробовал свои силы в чисто коммерческом поле — инвестировал в ценные бумаги. Тогда акция «Газпрома» была чрезвычайно привлекательной инвестицией на российском фондовом рынке: котировки росли непрерывно, открытая информация о планирующейся либерализации рынка этой бумаги была мощным драйвером роста. Покупал их на собственные средства, в том числе с привлечением кредитов в банках. Продал — уже после либерализации.

— Не видите ли вы в этом конфликта интересов, учитывая, что ваш отец Игорь Ханукович тогда входил в совет директоров «Газпрома», был министром энергетики?

— Как уже говорил вам год назад, никакого конфликта интересов в том, что я приобретал бумаги монополии, и в том, что мой отец являлся ее членом совета директоров, я не вижу. Более того, даже сами члены советов директоров в большинстве компаний являются владельцами долей или акций — что здесь может удивлять, о каком конфликте интересов речь? Кроме акций «Газпрома» я покупал бумаги «Роснефти», Сбербанка и многих других компаний. Позднее продолжал совершать сделки на фондовом рынке — параллельно с другой работой.

О СУДОСТРОЕНИИ

— Кажется, покупка верфей обошлась вам в 40 млн евро? Как вам удалось купить их так дешево, если Андрей Бурлаков годом ранее заплатил за этот актив (правда, еще до его банкротства) 250 млн евро?

— Разница в цене приобретения объясняется в первую очередь наличием [у верфей] долгов, связанных со строительством двух крупнейших в мире грузопассажирских паромов для шведской Stena Line, — кредита в 160 млн евро (где была кэш-составляющая и гарантии) и аналогичного кредита в 180 млн евро. В результате с привлечением заемного капитала в 2009 г. я смог профинансировать покупку имущества обанкротившихся верфей у конкурсного управляющего, назначенного немецкими властями, который привлекал в качестве агента инвестиционный банк Warburg. Верфи были куплены на специально созданную мною компанию — Nordic Yards.

— Почему, на ваш взгляд, в конкурсе победили именно вы?

— Я точно знаю, что одной из основных причин удовлетворения моей заявки на конкурсе было то, что я, в отличие от конкурентов, собирался приобрести и развивать обе площадки — в Висмаре и Ростоке.

— Все остальные претенденты хотели разобрать верфи по частям?

— Кто-то хотел купить одну площадку и развивать там судостроение, а другую ликвидировать либо пустить ее под какие-то совершенно иные проекты, вплоть до жилой застройки. Это привело бы к социальной напряженности, увеличению безработицы, проблемам с профсоюзами и т. д.

Дополнительных факторов [в пользу моего предложения] было два. Я принял обязательства по сохранению 1200 рабочих мест и по погашению всех долгов. Оба парома с общим объемом контракта в 400 млн евро были успешно сданы заказчику в 2010 г., тогда же были погашены все кредиты, а следовательно, все обязательства по покупке комплекса верфей были исполнены.

— По-моему, вы забыли упомянуть о самом важном факторе, который мог предопределить вашу победу в аукционе, а именно о встрече российского президента Дмитрия Медведева с канцлером ФРГ Ангелой Меркель, когда президент вспомнил: есть такой российский инвестор Виталий Юсуфов, который готов взять на себя восстановление этих верфей. Как это произошло, откуда вообще президент знал ваше имя? Как удалось получить такого именитого лоббиста?

— Эта тема действительно затрагивалась на межгосударственных консультациях в июле 2009 г., и, по моей информации, на повестку дня она была вынесена немецкой стороной. Это не являлось секретом, процедура приобретения активов предполагала, что этот вопрос был озвучен мной как в аппарате канцлера, так и в федеральном министерстве экономики Германии.

В тот момент, в самый разгар уже не финансового, а индустриального кризиса, если вы помните, у российских инвесторов было три инвестиционных намерения в Германии. АФК «Система» намеревалась приобрести производителя чипов Qimonda, консорциум Сбербанка с ГАЗом — Opel, я сделал заявку на активы Wadan Yards. Для меня нет ничего удивительного в инвестициях в кризисный год: это возможность приобрести хорошее предприятие, решить его проблемы, увеличив его стоимость в будущем.

— В итоге оказалось, что никому из российских инвесторов в Германии не повезло, только вам.

— Да, если говорить об инвестициях в крупные предприятия. Из реалистичных инициатив инвестиционного характера на июль [2009 г.], когда проводились межгосударственные консультации, вероятно, сохранилось только мое намерение, по масштабу существенно меньшее, чем Qimonda и Opel. Немецкие власти сочли возможным этот вопрос обсудить, и я рад такому результату.

— А кто был вашими соперниками на конкурсе?

— В Германии принята программа по резкому увеличению доли производства электроэнергии за счет альтернативных источников, параллельно действует программа по выходу из атомной энергетики. В результате многие компании проявляют интерес к площадкам на побережье, которые могут либо обеспечивать производственные мощности для офшорной ветровой отрасли, либо быть площадками для сборки конструкций ветряных мельниц, их оснований. Поэтому интерес к конкурсу был очень большой именно в энергоиндустрии. Но я опасаюсь, что названия этих компаний могут ничего не сказать. Крупные игроки, насколько я знаю, не проявляли интереса — ни Siemens, ни E.On, ни RWE не планировали приобретать собственные мощности.

— Какие у вас сейчас планы по развитию немецких верфей?

— Мы выделили четыре глобальных направления, по каждому у верфей уже есть солидный track record. Первое — строительство арктических судов с высоким ледовым классом для освоения нефтегазовых ресурсов на шельфе, Севморпути и т. п.

Второй сегмент — полупогружные буровые платформы и целый ряд типов судов, которые связаны с обслуживанием буровых судов и буровых платформ. Это ледоколы, которые осуществляют ice-management, многофункциональные суда, которые проводят спасательные работы, тушат пожары, предотвращают и ликвидируют разливы нефти, проводят исследовательские, сервисные работы с использованием погружаемых роботов, обследуют и обслуживают подводные трубопроводы, другие подводные сооружения.

Третье — пассажирские суда, паромы (грузопассажирские и грузовые). Очень важный сегмент, по которому у нас тоже есть хороший track-record.

И четвертый сегмент — офшорные конструкции и суда для проектов в области альтернативной энергетики, этот сегмент более актуален для Европы. В настоящий момент на верфях Nordic Yards по заказу Siemens Energy строятся две преобразовательные платформы для офшорных ветровых парков в Северном море, в мае начнется строительство третьей. Стоимость первых двух — по 100 млн евро, третьей — уже 150 млн.

В 2012-2014 гг. Nordic Yards сфокусирует свои усилия на работе именно в этих направлениях, полностью отказавшись от стратегии многих верфей по серийному строительству менее технологичных и сложных судов.

— Кто ваши российские заказчики?

— Мы уже построили целую линейку арктических ледоколов для «Норникеля» — пять контейнеровозов и один арктический танкер (высокого ледового класса Arc 7), сданный в октябре 2011 г. В свое время на верфях Nordic Yards были также построены танкеры и химовозы c ледовым классом Arc 5 для «Лукойла», которые и сейчас успешно эксплуатируются в северных морях.

Мы видим хорошую перспективу расширения сотрудничества на российском рынке, который наряду с немецким является для компании ключевым. Nordic Yards готова реализовывать проект как самостоятельно, так и в партнерстве с российскими верфями.

— Вы имеете в виду ОСК?

— Да, в первую очередь верфи, входящие в ОСК. Мы уже делали им предложение о сотрудничестве, в том числе были готовы совместно строить дизель-электрические ледоколы. Право осуществлять этот проект, как вы помните, в итоге корпорация получила вне конкурса.

Мы готовы работать по схемам производственной кооперации, предлагая наш многолетний опыт управления проектом, проектирования и строительства судов в срок, в смету, в соответствии с любыми пожеланиями заказчика. По аналогичным схемам технической кооперации ОСК, насколько я понимаю, собирается строить суда на финских верфях…

— Но там у ОСК 50%-ная доля.

— Да, но тем не менее это финские производственные площадки, на которых работают финские рабочие и которые платят налоги в финский бюджет. Несмотря на это, если не ошибаюсь, три заказа ОСК переданы именно туда.

— А если ОСК сделает предложение о покупке доли в Nordic Yards?

— Сделает — будем рассматривать.

— Есть ли у Nordic Yards необходимость в каком-либо обновлении мощностей, инвестициях, приобретении новых площадок?

— Верфи Nordic Yards — одни из самых высокотехнологичных в Европе, были полностью модернизированы к концу 1990-х гг. Возраст основного технологического оборудования не превышает 12-15 лет, что является очень хорошим показателем для отрасли. Федеральное немецкое правительство в свое время вложило в эти площадки существенные деньги — почти 1 млрд евро в пересчете на сегодняшние деньги. Цель была понятна — индустриальное развитие экономически слабого региона, улучшение социально-демографических показателей в северных землях бывшей ГДР.

Приобретение новых площадок мы сейчас не рассматриваем. Благодаря грамотной организации производства верфи справятся и с большим объемом заказов.

— Не может ли помешать привлечению заказов из России — например, от той же ОСК — тот факт, что Nordic Yards — немецкая компания? И наоборот — не служит ли препятствием для привлечения европейских заказчиков то, что инвестор Nordic Yards — российский гражданин?

— Могу сказать однозначно: моя национальность абсолютно не является препятствием для получения европейских заказов. В Европе тендеры проводятся достаточно прозрачно, есть понятная совокупность факторов победы: цена, уровень технологического, технического предложения, качество и предыдущий опыт строительства судов.

Опыта победы в тендерах, проводимых российскими государственными организациями, у нас, к сожалению, нет. На российском рынке, безусловно, приоритет отдается российским производителям (здесь важно географическое местоположение верфи). В этом смысле что Nordic Yards, что, например, верфь ОСК в Финляндии — это все иностранные площадки.

— Андрей Бурлаков, который приобрел Wadan Yards в 2008 г. и на которого потом завели уголовное дело, говорил, что с самого начала владел этими верфями в ваших интересах. А впоследствии стало известно о его гибели…

— Деловых вопросов мы совместно не вели. Заочно я хорошо знаю, что это за человек: по состоянию на 2009 г. его фамилия была широко известна в Германии, потому что история с банкротством верфей имела негативный характер, привела к социальным потрясениям. Насколько известно из прессы, возбуждено уголовное дело в отношении его гибели, и комментировать ни это трагическое событие, ни ход расследования я не могу.

— Дочь Бурлакова Анастасия назвала [вашего отца] Игоря Хануковича одним из людей, которым, по ее мнению, могла быть выгодна гибель ее отца. Вы могли бы что-то на это ответить?

— Комментировать безосновательные заявления в адрес нашей семьи считаю неприемлемым. Я сожалею, что имя моего отца упоминается в этой связи. Меня также удивляет, что вы задаете такой вопрос.

— В свое время Бурлаков рассказывал «Ведомостям», что вы участвовали в управлении Wadan Yards еще до покупки верфей — в частности, присутствовали на заседаниях совета директоров. Это правда?

— До покупки имущества обанкротившейся Wadan Yards на торгах в 2009 г. никакого отношения к судостроительному бизнесу я не имел. А в управление Nordic Yards я погружен очень серьезно, являюсь управляющим директором группы, значительную часть времени провожу в Германии, поскольку без этого было бы невозможно эффективно управлять компанией.

ПОХОД В ТЕЛЕКОМ


— Что вас привело в телекоммуникации?

— «Основа телеком» появилась как инвестиционная идея абсолютно не случайно. Для меня это именно инвестиционный проект. Верфи были перезапущены и начали работать в нормальном режиме к началу осени 2009 г. Этот период как раз был отмечен резким повышением внимания к новым технологиям в телекоме, также были идентифицированы некоторые проблемы с получением лицензий на технологию передачи данных 3G.

— Собственно, отсутствие частот — основная проблема.

— Тогда обсуждалось много вопросов, связанных в том числе с расчисткой диапазона, проведением целого ряда мероприятий, чтобы сделать 3G возможным. Крупные сотовые операторы уже были готовы инвестировать в 3G, строить сети, но испытывали некоторые затруднения с регуляторной базой. Эти препятствия были устранены с участием президента, который сделал соответствующие заявления.

— Вы не путаете? В 2009 г. сети 3G уже вовсю строились, обсуждались перспективы 4G.

— 3G уже была актуальной темой, 4G только рассматривалась как перспективная технология. В конце 2009 г. — начале 2010 г. мне удалось поучаствовать в массе дискуссий — как на экспертном уровне, так и в регуляторной области — со специалистами, которые изучали перспективы внедрения 4G в масштабах всей страны. Уже к началу 2010 г. было ясно, что эта технология скоро может получить хорошее развитие и что здесь есть определенный инвестиционный потенциал. Возникло понимание, что необходимо выступить с инициативой.

— Кто натолкнул вас на такое понимание?

— Тогда я общался с двумя центрами компетенции в регуляторной области — Минкомсвязи и Минобороны. Тема государственно-частного партнерства на тот момент декларировалась достаточно широко и могла стать основой сотрудничества.

Потребности финансирования проектов по созданию 4G оценивались очень высоко, назывались суммы в районе нескольких миллиардов долларов. Было правомерно предложить государству партнерство для организации сети силами инвестора, при этом с обязательством построить сеть двойного назначения для Вооруженных сил. В итоге было сделано обращение в Министерство обороны.

— Почему все-таки именно в Минобороны, а не в Минкомсвязи, например?

— Поскольку уже были контакты с «Воентелекомом», было логичным пригласить его как партнера в этот проект.

«Основа телеком» получила частоты спустя полтора года после начала переговоров. Это был сложный многошаговый процесс. Компания получила частоты при условии, что станет единственным поставщиком услуг связи 4G для Вооруженных сил, этот статус был получен 10 декабря 2011 г. Сейчас все разрешительные процедуры пройдены полностью, диапазон 2,3-2,4 ГГц выдан на территорию страны без каких-либо исключений. «Основа телеком» находится в активной фазе по формированию стратегии и бизнес-плана для строительства федерального оператора связи.

— Еще до того, как «Основа телеком» вообще появилась на свет, частоты в этом же диапазоне — правда, только в 39 регионах — выиграл «Ростелеком», причем в отличие от вас на конкурсе. Но военные до сих пор не могут согласовать «Ростелекому» их использование. Вы не знаете почему?

— Насколько мне известно, Минобороны приняло ряд предложений «Ростелекома» и выдало присвоения в рамках тех [полос шириной] 30 МГц, которые были лицензированы в адрес «Ростелекома». Так что ваш вопрос, видимо, стоит адресовать непосредственно «Ростелекому» и Минобороны.

— Может быть, дело в том, что эти частоты уже выданы «Основе телеком»? Разве они не одни и те же?

— Нет, они не пересекаются. В тех 39 регионах, где «Ростелеком» имеет лицензии, у «Основы телеком» полоса шириной 70 МГц. А в тех, где нет «Ростелекома» (и «Вайнахтелекома», выигравшего диапазон в Чечне), у «Основы» — 100 МГц.

— Как так вышло, что вы сначала получили частоты, а только потом взялись писать бизнес-план? Обычно, мне кажется, происходит наоборот. Вот вы получили частоты — а вдруг сил не хватит построить федеральную сеть LTE?

— Это вполне подъемная задача. Мы сделали инвестиционные расчеты еще в 2010 г. По нашим оценкам, чтобы полностью покрыть территорию страны сетью LTE, необходимо $2-3 млрд. Другие оценки считаю завышенными: зачастую в их основе лежит стоимость базовых станций для GSM и 3G, которая была актуальна несколько лет назад и, по словам операторов, доходила до $150 000. Но я считаю, что сейчас это гораздо меньшая сумма, а инвестиции в закупку и установку базовых станций — это одна из основных составляющих инвестиций. Есть и другие составляющие — организация магистральной и внутригородской сети передачи данных, «последней мили».

— Многие считают, что строительство оптоволоконной магистральной сети — самая дорогая часть проекта.

— Да, это очень существенная часть. Мы понимаем абсолютно четко, что в каждом регионе есть возможность либо аренды, либо покупки части существующих мощностей, в еще «не закрытых» регионах их можно достроить. Комбинация этих трех подходов позволит достаточно эффективно, без раздувания затрат создать необходимую магистральную сеть.

Внутригородские сети — тоже немаловажная часть инвестиционных затрат. Даже в тех городах, где успешно функционирует сеть базовых станций 2G и 3G, пропускная способность каналов связи рассчитана на другой объем передачи данных. И я уверен, что оператор, который будет серьезно подходить к LTE, столкнется с необходимостью расширения каналов. В 50% случаев потребуется и передислокация базовых станций, поскольку физика передачи сигнала, радиусы действия базовых станций в LTE другие.

— Но все-таки есть обоснованное мнение, что наличие оптоволоконных магистральных каналов и оборудования, готового к работе в LTE, является существенным подспорьем, позволяющим радикально сэкономить на капвложениях. Вы с этим не согласны? И вы всерьез верите, что владельцы магистральных каналов связи, которым самим-то не хватает емкости, будут продавать или сдавать вам ее в аренду?

— Проблема, о которой вы сказали, что имеющиеся сети загружены, в основном касается сотовых операторов. Но есть «Ростелеком» с его магистральной сетью передачи данных, есть ТТК, есть масса более мелких региональных компаний — владельцев оптоволоконных сетей передачи данных. На мой взгляд, карту страны с точки зрения доступности оптоволокна можно представить как некое лоскутное одеяло: в каждом регионе своя ситуация. То же самое с трафиком. Наши первые оценки показывают абсолютно четко, что в каждом регионе есть возможность, как я уже говорил, либо аренды, либо покупки части существующих мощностей, поскольку они всегда прокладывались с запасом.

— Вы с кем-то уже вели переговоры на эту тему?

— Мы рассматривали несколько предложений, имеющихся на рынке. Но сначала мы сформируем схему магистральной сети под цели «Основы телеком» и только потом приступим к конкретным переговорам. В любом случае часть каналов мы сможем достроить.

— Какая часть из обозначенной вами суммы в $2-3 млрд может пойти именно на строительство оптики?

— Точно можно будет сказать после завершения бизнес-плана, но я оценил бы общий объем капвложений, необходимый для построения магистрального оператора, в сумму не более $500 млн по стране.

— В лицензии, которую получила «Основа телеком», предусмотрены какие-то нормативные сроки начала оказания услуг?

— В течение двух лет со дня получения лицензий мы должны запустить сеть в отдельных регионах. Я считаю абсолютно реалистичным для «Основы телеком» запустить первый, пилотный этап сети в эксплуатацию до конца текущего года.

— Где?

— Мы сейчас работаем над конкретным планом roll-out (строительства сети. — «Ведомости») первого этапа. Смотрим в первую очередь на несколько городов в европейской части России. Это не обязательно должны быть премиальные рынки Москвы и Санкт-Петербурга, а скорее города с населением от 300 000 до 600 000 жителей. Для пилотного этапа планируем выбрать не более 10 городов. Объем инвестиций на данном этапе составит до $100 млн. Это будут собственные средства.

— Эти средства у «Основы телеком» откуда? Компания же не ведет операционной деятельности.

— Это средства в виде акционерного капитала.

— Это ваши частные средства?

— Можно сказать так.

— Они заработаны на проекте Nordic Yards?

— Частично на этом проекте, частично из других источников.

— Что это за проекты? Продажа акций Банка Москвы?

— Банк Москвы — это отдельная история, к «Основе телеком» не имеющая никакого отношения.

— Вы сказали, что первые сети LTE заработают до конца года. А успеете ли? Есть ли, например, договоренности о поставках оборудования?

— Планы по поставке оборудования — как для строительства сети, так и абонентских устройств — в течение этого срока вполне реализуемы. В ближайшее время будем формировать тендерные условия.

— То есть пока у вас нет договоренностей с производителями?

— Пока нет. Договоренности будут только по итогам тендеров. Думаю, что начнем этот процесс еще в первой половине года.

— Изначально речь шла о создании сети для спецпользователей, для военных, с возможностью обслуживания еще и массового рынка. А вы рассказываете о проекте так, как будто он полностью коммерческий…

— Задача создания сети двойного назначения остается, она не изменилась. Приблизительно год назад мы провели очень подробное тестирование и убедились, что это возможно. В то же время мы уверены в том, что создание подсистемы конфиденциальной связи в интересах Вооруженных сил не наложит никаких ограничений на коммерческую составляющую нашей сети.

— Первые $100 млн вы вложите сами. А дальше?

— На этапе масштабного строительства сети, в 2013-2014 гг., будем рассматривать вопрос привлечения заемного капитала и такие инструменты, как лизинг и товарные кредиты со стороны производителей оборудования. Нельзя исключать комбинацию первого и второго подходов.

Переговоры с банками в настоящий момент не ведутся. Будем их планировать во второй половине года, когда станет четко понятна стратегия первого этапа строительства сети и намечены все основные параметры второго.

— Что вы сможете предложить банкам в качестве залога?

— Я думаю, что в нашем случае основным предметом залога будут акции самого оператора — «Основы телеком». Но, безусловно, все условия в каждом конкретном случае будут обсуждаться в процессе переговоров.

— Как вы планируете решать вопрос с созданием штата «Основы телеком»? Ведь кроме топ-менеджмента нужны менеджеры среднего звена, маркетологи, технические специалисты.

— Действительно, именно сейчас, когда мы завершили все процедуры, связанные с лицензированием, нам предстоит решить новую важную задачу по созданию команды. Ее большую часть планируем создать уже в этом году.

— Где вы будете искать людей?

— В первую очередь будем привлекать специалистов, топ-менеджеров и менеджеров среднего звена с рынка. Думаю, что будем в состоянии сделать очень конкурентные предложения менеджерам, которые имеют опыт работы в операторских компаниях.

— Почему они должны сделать выбор в пользу вас? Вы предложите большие зарплаты?

— «Основа телеком» — чистый greenfield, не обремененный бюрократией, необходимостью поддерживать масштабные проекты, запущенные несколько лет назад. Так что в отличие от крупных иерархических структур у любого топ-менеджера и менеджера среднего звена у нас будет больше возможностей реализовать свои профессиональные амбиции.

— Сколько человек сейчас работает в компании?

— По состоянию на январь — начало февраля штат составлял порядка 30 человек. Сейчас проводится достаточно интенсивное расширение команды. Думаю, что на конец года штат будет составлять порядка 300 человек, включая региональные офисы в городах первого пилотного этапа.

— За счет чего вы думаете получить конкурентное преимущество? За счет того, что вы придете на рынок одними из первых?

— У «Основы телеком» есть целый ряд конкурентных преимуществ, которые существуют не только благодаря тому, что мы хотим быть в тех или иных регионах раньше других LTE-операторов. Во-первых, мы, как новый проект, не имеем необходимости считаться с уже построенной инфраструктурой, которая требует либо возврата инвестиций, либо расходов на ее поддержание и развитие. Мы сможем сконцентрировать усилия на создании сети с нуля и наиболее эффективным способом. Это обеспечит существенную экономию на капвложениях, будущих операционных затратах.

Еще одно фундаментальное преимущество, которого, на мой взгляд, нет ни у одного другого оператора, планирующего строить сеть LTЕ: сосредоточившись на развитии одной технологии, нам не придется «убивать» какую-либо часть существующего бизнеса ради нового. Этот аспект часто недооценивается.

— По-моему, это скорее ваш минус, потому что, например, наличие 3G-сети позволяет оператору не спешить с LTЕ, а задействовать все преимущества модификаций, таких как HSPA, где скорость доступа сопоставима с 4G.

— Важно учитывать, что базовые параметры технологии 3G, в том числе скорость, которая может быть где-то сравнима со скоростями LTЕ, достижимы только при соблюдении нескольких дополнительных факторов. Например, при полной модернизации внутригородских сетей. Если проблема «последней мили» не решена, не важно, какое устройство у потребителя.

— Расскажите поподробнее историю вашего знакомства с Минобороны. Сомневаюсь, что вы первый догадались пойти и договориться с военными. Тем не менее вам, новичку на рынке, это удалось, а давно работающим операторам — нет. В чем секрет? Может, вы задействовали связи отца в военном ведомстве?

— Во всех случаях, связанных с бизнесом, я принимаю решения самостоятельно. Что касается Минобороны… повторюсь, что мне на тот момент уже было очевидно, что вскоре придет новая технология, которая поменяет и правила игры, и баланс интересов на рынке. Было понятно, что это то время, когда на рынок может войти абсолютно новый игрок. Также логичным было решение использовать контакты с «Воентелекомом» для осуществления проекта по принципу государственно-частного партнерства.

— А откуда они могли у вас появиться?

— Осенью 2009 г. мы делали ряд предложений для ВМФ по строительству судов вспомогательного флота. Что касается отрасли связи, то «Воентелеком» виделся неким центром компетенции в разных аспектах, связанных с перспективами 4G. То, что диапазон 2,3-2,4 ГГц, находившийся в ведении Минобороны, может быть использован для 4G, уже было известно. Вот эти факторы сложились и позволили сформировать предложение, с которым согласилось министерство. Выделение частот «Основе телеком» не было каким-то уникальным случаем. Параллельно проводилась подготовка к конверсии частот еще для нескольких компаний — например, для «Космос-ТВ».

— С этим трудно согласиться, если вспомнить про письмо министра обороны Анатолия Сердюкова на имя президента Дмитрия Медведева с просьбой выделить «Основе телеком» частоты без конкурса. На это письмо Медведев наложил резолюцию — поручил Минкомсвязи проработать вопрос. То есть вы явно зашли с черного хода.

— А «Скартел» с какого хода зашел? «Скартел» также получил частоты по всей стране.

— Похоже, что с того же. У «Скартела» вообще похожая структура собственности: 75% у частного инвестора и 25% у госкорпорации «Ростехнологии».

— Вы предполагаете, там тоже было письмо министра обороны президенту?

— Я предполагаю, достаточно того, что «Ростехнологии» возглавляет Сергей Чемезов.

— Так…

— Смотрите, что получается: Госкомиссия по радиочастотам вынуждает всех операторов, претендующих на LTE, участвовать в конкурсе. Его победителям предстоит еще конверсия выигранных частот, дорогостоящая и требующая времени. А вы получили частоты без конкурса и уже готовыми для использования. Согласитесь, что в этом есть очень существенное преимущество.

— Если это рыночное преимущество, то это прекрасно. Если б вы сказали, что это нерыночное преимущество, было бы хуже.

— Это преимущество очень похоже на нерыночное.

— Я думаю, то, что «Айкоминвест» предложил Министерству обороны, несет в себе определенный позитивный потенциал для министерства. Это реализация задачи по управлению войсками на основе надежной технологии, которая имеет перспективы существования на много лет вперед. Это первое. Во-вторых, поскольку структура Минобороны входит в число акционеров «Основы телеком», министерство получает способ частичной монетизации этого ресурса. В-третьих, наличие блокпакета у «Воентелекома» — это определенная степень акционерного контроля, тем более что председателем совета директоров «Основы телеком» является [министр обороны] Анатолий Эдуардович Сердюков.

— А почему, кстати, он, а не вы? Вы же основной инвестор?

— Я член совета директоров.

Что касается ситуации с частотами, воспринимать ее можно по-разному. С коммерческой точки зрения она для меня приемлема, несмотря на определенную степень участия в управлении процессом со стороны Минобороны. А что касается писем — я знаю, что на этапе подготовки к проведению заседания ГКРЧ в сентябре 2011 г. было обращение министра обороны к министру связи…

— Не к министру связи, а к президенту.

— Письмо, о котором я говорю, было от одного министра к другому. Оно содержится в материалах ГКРЧ. Это был один из факторов, который учитывался членами комиссии. Что касается других писем — это вопрос. Вы видели это письмо?

— Видел. И резолюцию видел.

— Секретные документы?

— Там не было грифа «секретно».

— Вам повезло больше. У меня нет формы доступа к секретным документам.

— Но тем не менее вмешательство президента в эту историю сыграло свою роль? Можно ли ему сказать спасибо за это?

— Если вы знакомы с [бывшим] президентом, безусловно, скажите.

— Многие участники рынка считают, что у «Основы телеком» есть еще один инвестор — Сулейман Керимов. Вы можете это как-то прокомментировать?

— В «Основе телеком» два акционера, других акционеров нет. Это «Айкоминвест» (моя 100%-ная компания) и «Воентелеком» с блокпакетом.

— Как долго вы планируете оставаться в этом проекте?

— Для меня это стратегическая инвестиция, я планирую реализовывать этот проект не только на первом этапе, но и на этапе масштабного строительства, и на этапе выхода на целевой проектный размер сети и масштаб деятельности.

«Айкоминвест» будет заниматься более широким кругом проектов, в том числе телеком-индустрии, в смежных отраслях — в IT, в медиабизнесе.

— Есть ли вариант привлечения какого-то третьего соинвестора в будущем?

— Для начала нужно ответить на вопрос — для чего? Как правило, необходимость задуматься либо о публичном размещении, либо о привлечении партнера и соинвестора возникает при проблемах с финансированием. На данном этапе необходимости привлечения партнеров нет.

— Роскомнадзор объявил конкурс на частоты для LTE. Исходя из его условий больше всего шансов на победу у операторов «большой четверки» («Ростелеком», МТС, «Мегафон», «Вымпелком»). Насколько рациональными вам представляются такие условия? И по-прежнему ли «Основа телеком» планирует участвовать в этом конкурсе?

— Мы с интересом следим за развитием событий вокруг этого конкурса. Условия конкурса вызывают вопросы. Например, почему компаниям, уже владеющим частотами, начисляются штрафные баллы, но очень избирательно — например, за диапазон, в котором планирует работать «Основа телеком»? При этом наличие у участников других элементов (помимо частот), необходимых для строительства сетей, основанием для начисления штрафных баллов не является. Другой крайне важный вопрос: почему победитель принимает на себя обязательства инвестировать в собственную же сеть, но при этом не предусмотрено жестких санкций за невыполнение этих обязательств по объему или перенос по срокам? Это может в корне изменить скорость и эффективность внедрения 4G победителями (учитывая, что подобные изменения происходили при разворачивании сетей 3G). Почему полностью отсутствуют обязательства победителей по расчистке частот, необходимость которых активно обсуждалась в последние два года? Почему не предусмотрена возможность использования частот только по окончании их расчистки? Не получим ли мы ситуацию, когда победители конкурса будут не готовы тратить значительные средства на рефарминг, а сдвиг сроков разворачивания сетей будут объяснять занятостью частот в том или ином регионе?

Вопрос об участии [в конкурсе] рассмотрим обязательно, так как возможность получить по конкурсу частоты в «нижнем» диапазоне (791-862 МГц. — «Ведомости»), не принимая на себя обязательств по дорогостоящему рефармингу — привлекательное предложение регулятора. Но стратегию строительства сети «Основы телеком» будем планировать таким образом, чтобы ее можно было эффективно реализовать и без «нижнего» диапазона. Технически для этого есть все основания, а экономически создание сети в диапазоне 2300-2400 МГц ощутимо эффективнее, чем в случае других операторов, которые получат диапазон 2500-2700 МГц. Особенно с учетом ширины нашей полосы.

БАНК МОСКВЫ


В 2011 г. вы купили, а потом продали 19,9% акций Банка Москвы. Условия обеих сделок остались в тайне. Понятно, что, видимо, акции проданы ВТБ, но непонятно, на каких условиях. Можете хотя бы сказать, была ли эта сделка для вас прибыльной?

— Одним из очень жестких условий сделки с ВТБ было неразглашение ее параметров. Да, я могу говорить о том, что сделка состоялась именно с «ВТБ Долговой центр», он выступил покупателем. Но я не имею права разглашать финансовые условия.

А цена покупки этого пакета? Его бывший владелец — экс-президент Банка Москвы Андрей Бородин говорил, что получил порядка $800 млн — это соответствует действительности?

— Параметры той сделки я тоже не планирую раскрывать. Размер кредита, который брался в Банке Москвы на финансирование сделки, известен — $1,3 млрд. Кредит был использован для покупки акций. Соответственно…

Пакет стоил $1,3 млрд?

— Соответственно, комментировать слова третьих лиц, приведенные в европейской прессе и перепечатанные у нас, я не буду.

А кредит уже погашен?

— Кредит был полностью погашен перед передачей акций ВТБ.

За счет каких источников вы погасили кредит? Перекредитовались еще где-то?

— У нас есть соглашение с Банком Москвы и ВТБ о подведении итогов по этой кредитной сделке. Схема сделки была достаточно сложной, но естественным образом доход от продажи акций был направлен на погашение кредита.

Зачем вообще вам понадобились акции Банка Москвы? Вы же потом даже не следили за ходом переговоров ВТБ с миноритариями. Такое ощущение, что согласились подержать…

— Банк Москвы я давно считал интересным объектом для инвестиций: он входил в число крупнейших банков страны, имел понятную базу клиентов в государственном и частном секторах. Но вплоть до осени 2010 г., когда на рынке появилась информация о том, что пакет Бородина выставлен на продажу, реальных возможностей для покупки доли в банке не было.

Моя сделка была абсолютно понятна — портфельная инвестиция в собственных интересах. Впоследствии выяснилось, что перспективы расширения этого пакета и вообще нахождения в капитале банка, ограничены решениями госорганов, связанными с санацией банка. Совет директоров ЦБ позволил участвовать в санации банка только структурам ВТБ.

То есть вы оказались в такой же ситуации, как и до вас Бородин, получается? Бородин был вынужден продать — и вы оказались вынуждены продать.

— Мне, честно говоря, сложно оценивать ситуацию Бородина. Продавец продал добровольно, покупатель купил добровольно, сделка состоялась.

То, что он рассказывал про переговоры со связанными руками, не соответствует действительности?

— Я не помню, кто это говорил и в каком контексте.

Это говорил сам Бородин, очевидно имея в виду, что когда человека вынуждают продавать, то договориться о выгодных условиях сложно.

— Я сейчас повторюсь, но информация о том, что пакет Бородина выставлен на продажу, ходила с ноября 2010 г. вплоть до февраля 2011 г. Масса частных инвесторов рассмотрели возможность инвестиций в этот пакет. В итоге к марту мне удалось договориться с Бородиным. Переговоры шли многоэтапно, но компромисс был достигнут и также добровольно подтвержден с обеих сторон. 

А почему многие говорят, что на самом деле переговоры вели не вы, а Игорь Ханукович?

— Наверное, стоит обсудить этот вопрос с теми, кто говорит. По всем инвестиционным возможностям я веду переговоры сам. Более того, в настоящий момент я занимаюсь систематизацией своего бизнеса и сосредоточен на создании инвестиционного фонда, который объединит уже существующие активы и займется поиском новых возможностей. В первую очередь в девелопменте, медийной сфере, а также в отраслях, смежных с IT и телекомом.
Читайте далее: http://www.vedomosti.ru/library/news/1822318/vse

Комментариев нет:

Отправить комментарий