Заместитель председателя правительства

Кто Есть Кто в России - Правительство РФ
Кто Есть Кто в Интернет - Тандем «Путин-Медведев»
Кто Есть Кто в Интернет - Доходы российских чиновников за 2011

Наша страница в facebook открыта для друзей. Станьте нашими друзьями. Ваши заявки на добавления в друзья присылайте на нашу страничку в facebook.

Владислав Сурков - Заместитель председателя правительства России

Интервью — Владислав Сурков, заместитель председателя правительства

В правительстве сложилась группа поддержки инноваций, уверяет вице-премьер. Он призывает прекратить травлю чиновников, повысить им зарплату, но экзаменовать на знание русского языка

Наталья Костенко
Максим Гликин
Vedomosti.ru

23.10.2012

Владислав Сурков курирует в правительстве и науку, и религию, но между ними нет противоречия, доказывает вице-премьер, ведь религиозные доктрины сами были инновациями. Аппарат правительства Сурков называет «машинным отделением власти», а инновационная политика, по мнению Суркова, также влияет на то, кому будет принадлежать в стране власть — современным и прогрессивным людям или кому-то другому.

— С 31 октября по 2 ноября состоится мероприятие, которое эксперты и журналисты называют «съездом инноваторов». В чем его смысл?

— Московский международный форум «Открытые инновации» — преемник Международного форума по нанотехнологиям, который несколько лет подряд проводила «Роснано». В этом году институты развития — «Роснано», фонд «Сколково», РВК, Внешэкономбанк — объединились и создали общую площадку для обсуждения всех аспектов инновационной деятельности. Организационную помощь оказывают Сбербанк и «Ростехнологии». Идею поддержали и президент Владимир Путин, и премьер Дмитрий Медведев, который будет лично присутствовать на форуме. Мы благодарны иностранным коллегам, принимающим участие в мероприятии. Это настоящие звезды: Филипп Эллен Шарп — нобелевский лауреат, профессор Массачусетского технологического университета, Ричард Брэнсон — основатель Virgin Group, Ханс Вестберг — президент компании Ericsson и другие. Всего в форуме будут участвовать более 4000 гостей. В центре обсуждения — проблематика глобальной и российской научной и хайтековской сферы.

— Наверняка на форуме будут говорить и о «Сколково», где для инноваторов создаются особые условия. На днях вы раскритиковали планы строительства двух самых больших объектов в иннограде. Почему?

— Я никого не критиковал. Просто предложил другой подход. Изначально было два варианта. Один проект архитектурной концепции — «городской»: широкие пространства, огромные здания. А второй — «деревенский» проект: не очень большие дома, более уютное пространство. Мы склонились к последнему. Ведь в Сколкове будет не так много населения — несколько тысяч человек. Естественно, возник вопрос, каким должен быть центр города — где люди встречаются, общаются, что-то наподобие marketplace, рыночной площади. В том числе предлагались и такие мегаобъекты. Это были не столько полезные для нашего центра и его целей постройки, сколько амбиции архитекторов, которые надеялись, что государство захочет воздвигнуть нечто монументальное. Но я считаю, что нужно сначала что-то сделать, а уже потом ставить монументы в честь достижений. Эти большие объекты выпадали бы из контекста «Сколково» и скорее подавляли, а не создавали среду, которая свойственна местам, где людям комфортно жить и творить.

— Но ведь градостроительный план «Сколково» уже утвержден?

— Мало ли какие планы были утверждены. План не догма. Я не знаю ни одного плана в истории, который бы не корректировался по мере его исполнения.

— Насколько это удешевит первоначальный проект строительства? Куда направите сэкономленное?

— Эти объекты были весьма дорогостоящими, и мы действительно сэкономим. Нам нужно прежде всего строить университет «Сколтех». Укреплять его материально-техническую базу. Потому что университет — это не только стены. Очень важно современное оборудование. И люди.

— Согласно бюджету и проекту бюджета до 2015 г. идет сокращение финансирования «Сколково». Стало быть, государство постепенно будет уходить из этого проекта?

— Нет. Никуда государство не уйдет. Просто в этом проекте одна из составляющих — конечная, это строительство зданий иннограда. Данные строчки в бюджете привязаны к срокам строительства. Потом возникнет новый вопрос о финансировании текущей деятельности инновационного центра. А это будет уже другая история. Поэтому тут нет заведомого обнуления финансирования. Неизбежно придется университет содержать и гранты выделять. В остальном мы надеемся, что этот небольшой городок будет себя окупать. Но университет не может быть на самоокупаемости, это очевидно.

— В проектировки бюджета заложены расходы на содержание университета?

— На строительство — да. На финансирование его содержательной деятельности — пока нет. Сейчас подбираются специалисты, которые возглавят исследовательские центры университета (эту работу ведем вместе с MIT), под эти команды и будут выделяться средства. В этом деле главное — интеллект. А интеллект находится в единственном месте во Вселенной — внутри людей. Так что будут люди — будут и деньги. Утром — люди, вечером — деньги. Главная задача университетского менеджмента, президента Эдварда Кроули и его заместителей — добыть людей высшего качества. А деньги что… Это самая простая составляющая формулы успеха.

— А вы подсчитывали, во сколько будет обходиться государству содержание университета на стадии его полного запуска?

— Подсчитывали, но это имеет смысл обсуждать ближе к делу. Вы можете взять любой российский университет и сопоставить по количеству учащихся — примерно столько же. В обычных для России объемах.

— Бюджет сокращает финансирование деятельности президентской комиссии по модернизации — теперь она будет работать в формате совета. Это чем-то мотивировано?

— Это были пробные проекты, чтобы эмпирическим путем изучить проблемы в инновационной сфере. Комиссия их напрямую администрировала, аккумулировала, обобщала опыт, экспериментировала. Дело-то новое было совсем. Но теперь опыт накоплен, непосредственно вести эти проекты нет нужды. Но это не значит, что средства, которые направляются в инновационную сферу, сокращаются. Это всего лишь несколько локальных проектов, которые вела в экспериментальном режиме комиссия. Некоторые из них уже завершены. Некоторые продолжаются, просто теперь мы не считаем их проектами комиссии. Тем не менее на их финансирование в проекте бюджета на 2013-2015 гг. заложено более 13 млрд руб., ровно столько, сколько требуется.

— А почему все-таки пришли к выводу, что такой формат финансирования неэффективен?

— Мы это делали тогда, когда интерес к инновационной деятельности был довольно слабым, в том числе и в правительстве. Мы пошли на это, чтобы, во-первых, повторю, опробовать на конкретных примерах собственные идеи, а во-вторых, чтобы настроить и привязать чиновников к исполнению конкретной работы. Сейчас нет смысла в такой модели для настройки. Сформировались устойчивые группы чиновников благодаря этой комиссии и ее проектам, которые набрали компетенции, позволяющие работать в инновационной сфере. В правительстве есть такое ядро, такая группа поддержки, которая искренне уверена в необходимости всех этих мер. Еще несколько лет назад люди иногда не понимали, о чем с ними разговаривают. Сейчас все реагируют абсолютно позитивно.

— Исходя из каких соображений темами ближайшего совета выбраны композиты и интеллектуальная собственность?

— Еще когда работала президентская комиссия в прежнем составе, а в правительстве — комиссия по инновационному развитию, мы плотно взаимодействовали и проводили по этой теме анализ запросов крупных корпораций с госучастием. Когда Эльвира Набиуллина еще в качестве министра анализировала их предложения, выяснилось, что почти всех интересуют композитные материалы: одни собирались их приобретать, другие — изобретать. И мы поняли, что должны всерьез отнестись к этому направлению, потому что это объективно нужно и совпадает с собственными, не навязанными извне интересами компаний. Значит, есть надежда, что они будут в эту сферу вкладываться. Причем полезна будет даже чисто модернизационная составляющая — хотя бы покупка таких материалов, формирование привычки к их использованию в строительстве и промышленности. Композиты довольно дорогие, и надо думать, как выстраивать ценовую закупочную политику государства: у нас же цена — главный фактор, а это не всегда эффективно. Не все, что дешево, хорошо.

— Был такой тезис: «принуждение к инновациям». Госкомпаниям удалось привить этот образ действия?

— Прогресс есть в большинстве компаний с госучастием, разработаны программы инновационного развития. В 47 компаниях такие программы уже утверждены и признаны правительством. Можно спорить об их качестве. Оно разное — это правда. Но это уже движение вперед. Конечно, многое еще не на должном уровне. Иногда программа выглядит довольно дорогостоящей и впечатляющей, а когда смотришь, из чего она состоит, видишь, что там в основном закупка дорогого оборудования. Его надо покупать, никто не спорит, но называть это инновационным развитием не вполне верно. И даже там, где деньги идут вроде бы на НИОКР, тоже не всегда все адекватно. Вместо реальных исследований люди там, бывает, занимаются рутинной адаптацией чужих технологий или повторением пройденного. Как при Советах: сделаем хуже, зато наше. Что довольно вредно. Ведь продолжая финансировать НИОКР даже тогда, когда они таковыми на самом деле не являются, мы позволяем целым коллективам привыкать к имитации деятельности. А это разврат. Здесь страшно не то, что денег жалко, хотя действительно жалко, а то, что мы людей путаем и делаем из них невольных распространителей ложного понимания инновационной политики. То есть иногда финансовая поддержка не поднимает уровень развития, а усиливает деградацию. Но это не значит, что нужно отказаться от финансирования, потому что отказаться еще хуже. В некоторых случаях мы действительно, сами того не желая, усугубляем проблемы, но зато в других реально стимулируем создание среды, необходимой для научно-технического творчества. Напомню шутку одного известного американского рекламщика: я знаю, что половину своих рекламных бюджетов трачу зря, только не знаю, какую именно половину. Так что пусть и половинчатые, но успехи политика «принуждения» к инновациям имеет.

— Но в целом компании с госучастием стали больше тратить на НИОКР?

— Да, в 2011 г. в 1,5 раза больше потрачено на НИОКР, чем в 2010 г. Это хорошие темпы, они возникли благодаря именно этим импульсам «принуждения» к инновациям. Внебюджетное финансирование этого направления тоже сильно растет, причем темпами в 2 раза выше: рост внебюджетного финансирования в 2011 г. по сравнению с 2010 г. составил 87% против 42% роста бюджетного финансирования за тот же период. Плановый объем расходов на инновационные программы: в 2012 г. — около 950 млрд руб., а в 2013 г. — почти 1,5 трлн руб. Это только крупнейшие компании с госучастием. Повторюсь, структура этих расходов неоднозначна. Возможно, где-то есть неточности и даже лукавство. Но это болезнь роста. Когда Петр I одел бояр в немецкие кафтаны, они не сразу стали европейцами и долго еще были боярами в немецком платье. Но постепенно через внешние формы доходит и внутренняя культура, и люди меняются, и сейчас мы в большей степени европейцы, чем были тогда. Если появились такие программы, понемногу наработается и их качество. И они станут в полной мере инновационными.

— Когда появятся первые истории успеха в «Сколково»?

— Успехи, я считаю, тут уже есть. Сравнительно небольшие, но глобальные. Звучит парадоксально, но так и есть. Некоторые недорогие проекты имеют при этом международный успех. Например, приложение news 360 вошло в топ-10 App Store. Эта программа позволяет систематизировать новостные сообщения, оценивать и фильтровать результаты поиска в соответствии с персональными интересами пользователя. В результате на поиск интересующей информации тратится значительно меньше времени. Общее число загрузок этого приложения на всех платформах — более 2 млн, рейтинг приложения — не менее 4,5 из 5. Если сопоставить нынешнюю совсем раннюю стадию развития «Сколково» и такой успех (если брать интеграционную оценку: время — цена — качество), то это большой успех, и мы им очень гордимся. Это то, что произошло с нашей помощью, с помощью нашего гранта, который составил 46 млн руб. Еще один успешный проект — компания «Вист майнинг», которая создает интеллектуальный карьер — полностью роботизированное горное производство. Пилотные проекты реализуются на ряде отечественных предприятий: «Северсталь», СУЭК, «Алроса». Компания собирается выйти на IPO, разместить до 30% своих акций и выручить 400-500 млн руб. Это не мегапроект, но реально интеллектуальный, технологичный. И использует, что немаловажно, систему «Глонасс». Компания «Квантум фармасьютикалс» — разработчик прививки от гриппа. Уже идет первая фаза клинических испытаний. Для «Сколково», существующего всего только полтора года, это неплохие результаты. На данный момент у нас почти 700 резидентов из 43 регионов России, одобрено финансирование 161 проекта. Общая сумма грантов — 8,3 млрд руб. Почти столько же (42% софинансирования) вкладывают сторонние инвесторы: венчурные фонды, другие институты развития, бизнес, сами участники. Для нас это принципиально важно как показатель того, что рынок заинтересован в результате каждого конкретного проекта. Уже сейчас 23 крупные компании готовы разместить свои R&D-подразделения на территории инновационного центра «Сколково», вложив в него почти 25,5 млрд руб. Среди них мировые технологические лидеры: Nokia, Microsoft, General Electric, Cisco, Intel, Siemens и другие. 1,2 млрд руб. в компании — резиденты «Сколково» вложено венчурными фондами, почти половина из которых иностранные. Подобный интерес к проекту и готовность в нем участвовать на деле — уже большой успех. А вообще цель прежняя — из «Сколково» должны выйти в ближайшие десятилетия пять нобелевских лауреатов. Тогда пригласим тех самых архитекторов, о которых говорили, и на радостях построим на вырученные средства пресловутый монумент.

— Вы упомянули «Глонасс». Не мешает ли продвижению проекта конфликт между Роскосмосом и головной компанией по созданию «Глонасс» — «Российские космические системы»?

— Этот конфликт, если он вообще существует, не отражается на нашей текущей деятельности. Бывают конфликты, которые парализуют управление. Но это не тот случай. Космическая часть проекта реализована — спутниковая группировка создана. Теперь нужно активнее развивать наземную инфраструктуру. В ближайший год мы будем агрессивно добиваться, чтобы хотя бы часть российских территорий была глонассизирована до приемлемого уровня. Мы выбрали 33 региона, которые находятся на транспортных коридорах север — юг и запад — восток. Раз мы считаем себя транзитной страной и даже в программных документах это обозначаем, транспортные коридоры должны быть оснащены на достаточном технологичном уровне — и для навигации, и для целей безопасности движения.

— Нужна ли модернизация госуправления? То, что называется административной реформой и затевалось всеми начальниками аппарата правительства…

— Начну с общих, доктринальных вещей. Вы можете осуществить любые революционные или эволюционные преобразования, но количество аппарата после всех изменений растет. Нас, чиновников, все больше и больше. Любая революция, которая идет под лозунгами «Дайте власть народу!», «Хватит их там кормить!», «Долой бюрократов!», заканчивается разрастанием бюрократии. Так было и при большевиках. И в западных странах. Поскольку общество становится все сложнее и сложнее, оно больше и регламентируется. Более свободное общество увешано большим количеством регламентов, правил, ограничений, как ни странно. Потому что жизнь свободного общества полнее и разнообразнее. А значит, и правил больше.

— То есть вы хотите сказать, что рост числа чиновников — процесс объективный?

— Нагрузка на аппарат растет. Поэтому ценность аппаратчика тоже растет. Я вообще, пользуясь случаем, хочу сделать заявление в защиту бюрократов. Такое ощущение, что скоро клеймо будут ставить на лоб: «чиновник». Так нельзя, это стыдно! Чиновники — это люди, работающие много, выполняющие сложную работу. Можно что угодно там говорить: коррупция, взятки. Но это оскорбляет целый класс очень умных, высокого качества людей. Да, всякое есть, но мне кажется: надо прекратить этот постоянный террор со стороны праздных болтунов, присвоивших себе право говорить от имени общества. Надо прекратить создавать условия, в которых чиновники существуют как отдельная презираемая каста. Тем самым мы не приближаем бюрократию к другим социальным группам, а удаляем, создавая для чиновников особый режим бессмысленных ограничений. Нельзя превращать государственных людей в лишенцев каких-то. У меня должны быть прозрачные стены в кабинете? Я на каждую бумажку должен спрашивать мнение общественности? Никто так не сможет работать никогда. Гражданский контроль необходим, но в разумных формах. И мне кажется, эта жесткость, которая накопилась в отношении чиновников, она несправедлива. Я могу сказать, что в аппарате правительства, в министерствах, службах люди за не самую большую зарплату ночью работают, если надо, причем это происходит не иногда, это происходит довольно часто. Да, они занимаются бумагами. Но это важные бумаги, которые потом конвертируются в серьезные решения. Поэтому и нужно аккуратно к госслужбе относиться и не корежить ее при каждом новом руководителе аппарата. По поводу задач: надо осторожнее быть с сокращениями. И надо зарплату повышать госаппарату, мы будем это делать обязательно.

— Вы имеете в виду правительство?

— Всем гражданским служащим. Надо повышать всем — это шестьсот с лишним тысяч человек. Если это не сделаем в ближайшее время, то станем абсолютно неконкурентоспособными. Сейчас уже трудно найти хорошего специалиста. И есть указ президента от 7 мая, поручение председателя правительства, что мы должны это сделать. Мы готовим предложения. Анализ показал, что надо прежде всего простимулировать среднее звено управления. На нем, поверьте, все держится. Бюрократы среднего звена — они не так много получают, работают очень много, все мы на них ездим. Вся рутинная и содержательная работа — на них, потому что все предложения готовят тоже они, а не какие-то светочи, которые сидят в высоких кабинетах. При этом они не имеют, мягко говоря, нелегальных рент, которые имеют некоторые вышестоящие чиновники, потому что им не за что давать, они ничего не решают, только пашут. И это звено — заместители начальников департаментов, начальники отделов, референты… Этот костяк нужно непременно укрепить и помочь им.

— Как вам вообще на новом месте работается?

— Есть интересные и творческие вещи, которые можно делать. Сам по себе аппарат — это важная структура, это машинное отделение власти, от которого многое зависит. Мне кажется важным добиться, чтобы аппарат работал по возможности безупречно. Не пустяковая задача. Инновационная политика — тоже дело не скучное. Потому что любая политика — это вопрос о власти. Всегда. Мне кажется, тот, кто занимается инновационной политикой, тоже влияет на то, кому будет принадлежать в стране власть. Творческим, современным, прогрессивным людям или кому-то другому. Эта задача тоже амбициозная и тоже решаемая.

— Но есть вещи, которые вас смущают, удручают?

— Если говорить о вещах сугубо канцелярских, потому что аппарат — это канцелярия, то я могу сказать: неграмотность в написании бумаг. Она, конечно, не массовая, но часто встречающаяся. Причем неграмотность не юридическая или экономическая, а просто неграмотность. Элементарная. Плохо знаем родную речь. Буквально пишем с опечатками, ошибками: орфографическими, пунктуационными, фразеологическими. Для чиновников, я считаю, надо вводить экзамен по русскому языку. Мы даже гастарбайтерам сейчас вводим такой экзамен, а сами-то сдать можем? Ведь то, как говорит государство, очень сильно влияет на то, как говорят все. Во все эпохи, как правило, каноны языка определяло государство. Чиновник и литератор — творцы классического языка. И вот охрана русского языка, его очищение, его правильное употребление понемногу утрачиваются в госаппарате. Это нужно срочно исправлять. Мне кажется иногда: эта задача — чтобы в поступающих на подпись документах правильно запятые были расставлены — более сложная, чем выборы провести. Я сейчас сказал всем департаментам: брать себе корректоров. Учимся писать по-русски!

— Вы возглавили комиссию по религиям. С другой стороны, курируете инновации. Как вы будете совмещать науку и религию?

— Тут нет противоречия. Когда-то религиозные доктрины сами по себе были инновациями. Причем колоссальными. Например, христианство — надо еще поискать такой инновационный проект, который так изменил ткань общества, причем в доминирующих частях света. Оно дало многое человечеству, в том числе веру в единый божественный закон. А на чем базируется современная наука? На убежденности в существовании универсальных законов. Вообще-то это религиозное убеждение. Если есть единый Бог, то есть и единый закон — например, тяготения. Ньютон был глубоко религиозным человеком. В лексиконе Эйнштейна слово «Бог» тоже было: «Бог не играет в кости», «Бог изощрен, но не злонамерен». Хокинг рассуждает о месте Бога во времени и пространстве. Я считаю, что любое знание человеческое изначально религиозно. Так как в основе научного метода лежит аксиома — постулат, т. е. то, что принимается без доказательств, актом веры. Даже атеизм, на мой взгляд, является связью с Богом, только испорченной, запутанной. Ведь если у подростка не сложились отношения с отцом, это не значит, что отца нет. Отец всегда есть. Я уверен, что научно-техническая революция является восстанием человека против собственной слабости. А первым, кто призвал к восстанию, был Христос.

— К религиозным проблемам приковано внимание общества. Оно взбудоражено процессом над Pussy Riot, руководство РПЦ заявляет об атаке на церковь, в Татарстане взрывают муфтиев. Какая миссия у вашей комиссии в нынешние непростые для религии времена?

— Выполнять те же функции, что и раньше, делать то, что в компетенции правительства. Вопросов много, и они разные: имущественные, юридические… преподавание религиозных основ в школах, институт воинских священников. Президентом принимаются политические решения, а мы их реализуем.

— Каковы ваши религиозные взгляды?

— Я в детстве крещен по православному обряду.

— А какова ваша политическая самоидентификация? Вы столько лет занимались политикой. Теперь, отойдя от нее, глядя со стороны, можете наконец сказать, кто вы: либерал, консерватор?

— По политическим взглядам я русский. Считаю, что надо применять те системы политических подходов, которые для нас как для суверенной нации более полезны на данный момент времени. И не надо при этом замыкаться: ты либерал и будешь либералом, как дурак, даже в неподходящих условиях. Когда война, не надо быть либералом. Когда ситуация спокойная и позволяет расслабиться и жить в свое удовольствие, не надо быть ультраконсерватором. А вот свобода и достоинство русского человека, развитие русской культуры, сохранение органического союза русских со всеми народами России должны быть целью и войны, и мира. Быть русским в любых обстоятельствах — это очень амбициозная политическая программа.

Читайте далее: http://www.vedomosti.ru/library